Евангелие рукотворных богов - Страница 22

Когда сгущаются сумерки, лес наполняется мелодиями ночной жизни. Здесь почти нет резких звуков, лишь изредка где-то вдали раздается и тотчас обрывается крик жертвы, настигнутой хищниками. В наступившей тишине слышится шелест ветвей под весом древесных обитателей, потрескивание и скрип стволов-великанов, эхо мелких шагов травоядных. Движения лап сумеречных охотников, как правило, не может уловить ни один орган слуха. Опытный лесовик в состоянии вычленить из общей какофонии любой звук, определить место, из которого он исходит, и принадлежность к какому-либо событию, если он способен его сопоставить с чем-то, слышанным ранее. Поэтому всегда заставляет насторожиться, обратиться во внимание то, что выходит за границы опознаваемого, пусть даже удаленное, еле уловимое, находящееся на пороге чувствительности человеческого уха. Как, например, тихий глухой хлопок в глубине леса, словно выход газов, выталкивающий пробку из закупоренной бутыли браги. Что может испугать часового на укрепленной вышке, осматривающего чащобу из-за высокого частокола, отдаленного от первых рядов деревьев на расстояние, вдвое превышающее дальность действия любого оружия? Да ничего, он ощущает себя в полной безопасности и даже не оборачивается в сторону услышанного. А раскаленный комок смерти с коротким свистом уже покрывает кажущееся непреодолимым расстояние. Безжалостная, не знающая преград магия предыдущих поколений. Хрустящий звук лопнувшей перезревшей тыквы – над бровью охранника возникает аккуратная красная точка, а затылок взрывается, разбрасывая веером алую пыльцу и рисуя сзади на ограждении стекающий замысловатый узор. Не успевает тело стражника сползти на настил, как из леса уже бросаются к воротам хутора быстрые черные фигуры.

В действиях нападающих наблюдается немалый опыт в проведении подобных операций. Три, пять, четырнадцать силуэтов бесшумными тенями пересекают открытое пространство и застывают в темноте под прикрытием пятисаженных стен. Мгновение – и укутанные в мягкие тряпки стальные кошки синхронно перелетают через частокол и рывком закрепляются, вонзая в податливую деревянную плоть свои острые зубья. Так же слаженно устремляются по натянутым канатам гибкие силуэты. Нижние удерживают тросы в напряжении, чтобы облегчить поднимающимся продвижение, последних резво втаскивают наверх, благо устроенная изнутри насыпь позволяет беспрепятственно находиться у вершины ограды. Все это занимает мгновения – настолько отточенны манипуляции незваных гостей. Затем они разбиваются попарно и неуловимо растекаются по избам в поисках жертв.

Шестнадцать взрослых мужчин в поселении, более чем в два раза больше женщин и несколько детей, тоже способных постоять за себя, в равных условиях смогли бы оказать серьезное сопротивление налетчикам, если бы не были застигнуты врасплох в своих постелях и не умирали, как овцы, с брызжущими фонтанами крови из перерезанных гортаней. Семейные на хуторе жили в отдельных избах, лишь в лютые морозы перебираясь в головную постройку – обиталище Сивого. С этих небольших домов и началась гибель поселка.

Часть пришедших все время оставалась снаружи, когда остальные парами врывались внутрь и начинали орудовать своими длинными ножами. Шесть домов уже остались позади, безмолвно чернея провалами распахнутых дверей. Жизнь покинула уютные стены, неказистое внутреннее убранство было изуродовано, как кистью безумца, багряными подтекающими мазками. Не пощадили ни женщин, ни детей, не утруждали себя поиском ценностей. Казалось, единственной целью убийц была бездумная кровавая жатва.

В седьмом доме присутствие посторонних было обнаружено.

Здоровяк Слав очнулся от дремы, лишь только почувствовал легкий скрип половиц на пороге. Отметил резкое движение уходящих в тень силуэтов на фоне подсвеченного затуманенными звездами дверного проема и мягко скатился с ложа, нашаривая под кроватью рукоять секиры. Не иначе как обладая кошачьим зрением, нападающие синхронно бросились навстречу ему.

Не дурак подраться, Слав интуитивно воспользовался стесненностью – как был на четвереньках, резко кувыркнулся под ноги одному из убийц и ткнул вверх наугад топором в середине движения. Будь у него остроносый кинжал, незнакомец уже собирал бы кишки со скользкого пола – настолько удачным оказался проведенный прием. Пока упавший барахтался на циновке, восстанавливая сбитое обухом дыхание, Слав вскочил и развернулся лицом ко второму пришельцу. Тот мягко перескочил через лежащего товарища, обманно качнул туловищем в одну сторону, в другую, провоцируя хозяина на ответные действия.

– Сука, – прошипел Слав.

Он не обучался даже основам оружейного боя, зато был хорошим охотником и не раз участвовал в травле одиночных волколаков, где умение уходить от молниеносных когтей и исходящих ядовитой слюной клыков было неизменным атрибутом науки выживания. А чем отличается разъяренный ловкий зверь от вооруженного татя? Вот только не было со Славом бок о бок верных товарищей, способных вовремя отвлечь, уколоть опасного хищника. На стороне нападающего был опыт, хозяину помогали врожденная сноровка, темнота и знание своего дома. Противники быстро обменялись выпадами и замерли на мгновенье. С улицы помогать убийцам не торопились, справедливо рассудив, что чем больше будет людей внутри, тем больше увеличится там сумятица.

Тем временем первый нападающий начал приходить в себя. Слав понял, что еще мгновенье, и ему придется противостоять двоим. Промедление вело к неминуемой гибели – в серьезности намерений ночных гостей охотник не сомневался, поэтому ускользающее время вынуждало его к решительным действиям.