Евангелие рукотворных богов - Страница 5

Остальной свет кипел. Начавшие появляться последние несколько лет торговцы, единственный источник сведений о внешнем мире, рассказывали отцу, что запад теперь представляет собой выжженную пустыню, остатки населения ютятся чуть ли не в подземельях погибших городов, лишенные солнечного света, постепенно перерождаясь под действием неизвестных болезней. Жители пожирают друг друга в беспощадной борьбе за выживание.

Север – тот вернулся к первозданной природе. Война, как и здесь, носила там эпизодический характер. Народу, однако, жило не в пример меньше, поэтому выжившие племена аборигенов, на протяжении последних лет ста приучаемых Империей к цивилизации, со спокойной совестью вернулись к полудикому существованию. Они с незапамятных времен умели справляться с полярными морозами, поэтому наступление ледника лишь немного изменило маршруты их кочевий и местоположение стойбищ.

Свободные Земли тянулись на восток, покрытые многочисленными лесами, разрезаемые, словно рубцами от ударов кнута, руслами могучих рек. Реки были как живительные артерии – вдоль их берегов тут и там возникали независимые общины, способные успешно противостоять невзгодам военного лихолетья и сурового климата. Они использовали для торговли и общения водные пути и, по сути, являли собой очаги цивилизации. Такое положение дел сохранялось на всех восточных территориях.

Южнее пролегал Великий Восточный Путь. Война прокатилась по нему сметающей все волной, оставив после себя руины городов, запах пожаров да стаи раздобревших на мертвечине хищников. И это была единственная дорога на запад, который словно распространял по ней свои тлетворные миазмы. Также этот Путь отделял Земли от южных стран.

До войны в том направлении леса постепенно сходили на нет, вытесняемые сначала буйной степью, затем, за цепью гор, переходящей в суровую пустыню. Соседние страны пострадали от войны не в меньшей степени. Испокон веков являвшиеся колыбелью древнейших цивилизаций, южные державы отличались высокой плотностью населения. Потому и выжившие после Удара принялись делить оставшийся кусок хлеба с обреченной жестокостью, методично приумножая количество жертв. Местная растительность и животный мир, соответствующие более теплому климату, намного болезненней перенесли приближение ледников и уменьшение солнечной активности. Что представляли теперь территории процветающих ранее государств, толком не знал никто, однако со слов беженцев, время от времени просачивающихся через Путь, было понятно, что дела там немногим лучше, чем на западе. Старожилы не препятствовали расселению пришельцев, справедливо полагая, что лишние руки могут только послужить на пользу общему делу.

О более дальних краях Мира и вовсе никакой информации не было.

С начала войны прошло уже 18 лет, и многим начинало казаться, что жизнь начинает возвращаться в спокойное, пускай и сильно изменившееся русло.

Двенадцатилетнего мальчишку, сына старейшины, проснувшегося ранним утром в главной избе небольшого хутора-острога, в прошлом поселка, носящего название Ручей, наверное, мало интересовали особенности существующей карты мироздания. Он, родившийся После, историю До воспринимал словно красивую сказку о непостижимых чудесах, и только таинственные артефакты, иногда извлекаемые взрослыми из тайников, отчасти подтверждали легенды о том, что Было. Те, кому трудно было поверить в их сверхъестественные качества, изредка, в периоды наибольшей активности Стаи, получали возможность убедиться в правоте рассказчиков. Гораздо больше паренька волновали простые ребячьи сплетни, одной из наиболее обсуждаемых новостей, например, было появление дракона, замеченного высоко в небе над одним из соседних поселков. А сильнее всего в этот предрассветный час его волновала необходимость-нужда идти на улицу.

Ни он, ни его спящие братья, ни отец и соседи не знали, не могли предположить, череде каких происшествий послужат началом события этого утра. И уж тем более лишь единицам существ в этом Мире было известно, к каким чудовищным, непоправимым последствиям это приведет.

* * *

В зимние месяцы солнце пробивалось сквозь пепельную дымку всего на 5–6 часов, но и сейчас о наступающем утре подсказывал лишь какой-то врожденный внутренний механизм, скрупулезно отсчитывающий пробегающие часы и минуты. Паренек с неохотой потянулся, сел на постели из шкур, сунул босые ноги в теплые меховые сапоги, поднялся, набросил теплую длиннополую шубу и выскочил на улицу. За толстыми двойными дверями, обитыми плотным войлоком, вовсю трещал мороз. Не удивительно, что так лютует Стая в последнее время. Меньше луны остается до ярмарки, знаменующей пришествие короткого и прохладного лета, а погода стоит такая, что плевок застывает на лету. Весенние ярмарки-торжища устраивались практически во всех крупных поселениях Свободных Земель. Туда приезжали отовсюду, чтобы продать собственные товары, пополнить необходимые запасы на следующую зиму, а также поучаствовать в разнообразных гуляниях и обмене новостями. К счастью, хуторянам до Устья, местного торгового центра, было рукой подать – пару дней вниз по реке на просторных лодках. Мальчишка с нетерпением ждал схода льдов, в этом году его впервые обещали взять на торжище.

Покончив с делами, паренек задержался на улице. Спать совершенно не хотелось – такой морозище освежал получше ушата холодной воды, и он пробежался до дозорной вышки. Там караулил ночь старший брат, двадцатидвухлетний Слав, родившийся еще до войны, а потому незаменимый член общины и уважаемый человек. Слав сидел на ворохе шкур, закутавшись поверх кожуха в толстый тулуп, и полудремал-полубодрствовал, попыхивая парком из-под низко надвинутого капюшона.