Увы, если в зале была одна, там могут быть и другие. Человек не спеша, тщательно выверяя каждое движение, стараясь почти не дышать, возвращается и осматривает все пространство вокруг сцены. Насыщаясь рентгенами. Больше ничего примечательного, кроме разве что огромной ударной установки, спрятанной на одном из балконов. Да, внизу, у алтаря, взирая на сложные руны, отмеченные в углах горящими навершиями пирамид, под мерный бой барабанов, легко было овладеть сознанием напуганной толпы, внушить ей нечеловеческие идеи.
С залом покончено, и посетитель храма начинает шаг за шагом исследовать здание театра. Сверху вниз. Двоих он находит на относительно безопасной крыше. Относительно, потому что из провалов над залом ощутимым потоком, плавя воздух, рвется в высоту неуемная энергия. Человек спускается ниже. Еще одна женщина оказывается в театральной уборной, заваленной пыльными платьями и облезшими париками. Она смеется и говорит, что никогда не уйдет отсюда. Хорошо, пусть пока побудет здесь, где почти безвредно. Ниже. В одном из коридоров человек натыкается на троих поисковиков-метаморфов, присланных до него Тарасом. Те слабо шевелятся, прося о помощи. Человек переступает через них – у него договор только на спасение женщин. Кто-то хватает его за штанину, но острая сабля поднимается и опускается, облегчая несчастному страдания. На остальных нет времени, каждый миг внутри здания – мучительная пытка после. Человек следует дальше, взяв на заметку странный характер ранений – мутантов остановило не столько или не только излучение, но и следы крови на стенах. Теперь он передвигается еще медленнее и осторожнее, несколько жалея, что оставил настоящее оружие своим спутникам.
Когда он нашел пятую женщину, предательская слабость впервые сковала члены, заставив прислониться к стене и некоторое время стоять, восстанавливая дыхание и унимая дрожь. Несколько позже его стошнило, тоже в первый раз, и он еле успел стянуть закрывающий органы дыхания шарф. Чем дольше он находился в этом месте, тем более нереальные очертания приобретало окружение, напоминая пьяный вялотекущий бред, из которого нельзя выделить отдельные события, а лишь монотонное, одурманенное действо. Перерывы становились все чаще и дольше, время, необходимое на восстановление сил, растягивалось с каждым разом чуть ли не вдвое. Страшные приношения из Воронки хранились не только в зале. По одному ему известной системе Вий оставлял их и в многочисленных помещениях театра. Не менее безумными принципами он пользовался, размещая женщин для облучения потомства.
Все ниже и ниже. Абсолютно лишенный света подвал. Огромный, превышающий по размерам сам театр. Нереальное зрение позволяло человеку сносно ориентироваться в полной темноте, но и оно начинало подводить, заставляя больше надеяться на слух. Расслабляться нельзя – ловушки, простые и наивные, вроде волчьих ям на месте рухнувших перекрытий или грубых механизмов, приводимых в действие натянутой через коридор бечевой, незатейливые, но при этом безжалостно смертоносные. А потом человек столкнулся с тварями, населяющими подвалы театра, питающимися жертвами обрядов и неохотно поднимающимися наверх, к свету. Что-то говорилось о крысах? Нет, ни одно живородящее существо не способно находиться в этом аду, изводясь на нет в течение первого же поколения. Ядовитая плесень и насекомые. Пауки гигантских размеров, плюющие комьями липкой паутины толщиной с добрую нить. Человек обходил плесневые наросты, остерегаясь ожогов, и убивал пауков, подозревая, что неестественно распухшие, со следами укусов конечности встреченных наверху поисковиков – работа челюстей этого нового вида арахнид. Затем, кажется, он только и делал, что отдыхал, лежал, выбрав закуток побезопаснее, откашливая обжигающую гортань взвесь из спор, что выбрасывали невиданные растения подземелий, и проклиная каждый момент на протяжении предшествующих восемнадцати лет, когда он имел возможность, но так и не смог легко умереть. Он бы удивился, а может быть, и нет, если бы узнал, что представленная вокруг флора и фауна – тоже образцы, доставленные старательными метаморфами из зоны Воронки.
Ключник нашел всех, хотя плохо помнил последнюю треть своих странствий. Нашел и вывел наружу в грязную, суровую, но прекрасную после подземелий действительность. Нашел и вывел, а после в изнеможении упал на руки своих друзей и теперь уже больше двух недель напоминал заводную куклу, днем упрямо ломящуюся в указанном направлении, а вечером, израсходовав завод, бессильно падающую на землю. И каждую ночь с ним уединялась Кэт, восстанавливая отчасти запас сил, а утром он поднимался и шел вперед, шел до вечера, практически не стесняя отряд. Ему не становилось хуже, но ощутимых перемен к лучшему тоже не намечалось. Брат лишь качал головой, боясь предположить, во что и как скоро выльется Рахану эта безумная гонка.
Брату вообще не очень нравился их поход. Даже окружающий пейзаж, первозданный, практически не изменившийся после войны, такой же умиротворяющий, каким был двадцать лет назад, во времена путешествий бывшего адвоката, не радовал его. Брат считал, что они вышли абсолютно неподготовленными. Да, добыча, найденная на складах магазина, была бесценна, но Ключник заставил избавиться от всего, заявив, что снаряжение, провалявшись столько времени рядом со стенами театра, тоже зарядилось и таскать его на себе самоубийство. Они оставили все: прекрасные широкие лыжи, отлично сохранившуюся палатку, удобную теплую одежду и полный комплект амуниции для покорения гор. Все, за исключением ветхой карты, содранной со стены одного из кабинетов. Со слов Брата, на ней была большая часть пути, а главное, еще можно было различить тонкие пунктиры туристских маршрутов через горы – неоценимое преимущество, позволившее этому предмету остаться в рюкзаке странствующего проповедника.