Евангелие рукотворных богов - Страница 80

Такой вот тебе рай. Вымирающий. Не стал Брат Алгую говорить, что, скорее всего, вырезали его односельчан на кровавых дорогах безжалостного Пути, иначе как объяснить, что никто не вернулся в это действительно тихое и чистое место. Потерянный оазис.

Разговор вернулся к западным тропам. Алгуй презрительно крякнул, когда ему попытались показать затертую карту. По бумажкам в горы ходить! Без проводника, однако, нечего и соваться. Раньше ведь даже на лошадках вверх ходили, и то, старик поучительно поднял скрюченный подагрой палец, вместе со знающим человеком. Какие нынче лошадки, себя бы прокормить. А знатная была скотинка! Коротконогие, мохнатые, неприхотливые и выносливые. Да…

Постепенно кое-как по карте маршрут все-таки уточнили, у старого Алгуя память оказалась феноменальной. Дорогу до Долины Вулканов, лежащей на пути отряда, старик помнил в мельчайших подробностях, Брат только успевал строчить пометки с ориентирами на полях карты. Дальше пошло похуже, но нужные перевалы бывший проводник описал детально. В общем, помог.

Алгуй вел себя с путешественниками непринужденно, позволяя иногда с высоты прожитых лет нравоучительный тон. Только в сторону Кэт он отчего-то старался не смотреть, лишь бросал робкие косые взгляды, словно видел в ней нечто неподвластное другим и внушающее трепетное уважение. А когда, прошамкав: «Пойду я, жавтра вштавать рано», поднялся и уже было тронулся идти, замер на мгновенье и обернулся к девушке.

– Ты уж приветь меня Там как должно, а? – помолчав, проскрипел он, утирая слезящиеся глаза.

– Не бойся, Алгуй, сын Чагдара, – ласково улыбнулась не проронившая до этого ни слова Кэт, а старик вздрогнул – никому из странной шестерки не говорил он имени своего отца…

Уже стемнело, а уставшие путники все не ложатся. Алгуй разрешил им оставаться в Орлике столько, сколько понадобится для подготовки к походу через горы. А сегодня хочется посидеть расслабленно, вытянув ноги к танцующему пламени. Легкая часть маршрута закончилась. Впереди – только тяготы и лишения.

Брат рассказывает об особенностях хождения по горам.

– Тропа, она ведь не дорога – камни, грязь и бурелом. Из земли каждый корень торчит, норовит подножку поставить, каждый куст колючками за одежду цепляется. А еще крутые подъемы с резкими спусками постоянно чередуются – это тебе не по равнине чесать. У вас сейчас за плечами в рюкзаках, ну, килограммов по сорок поклажи – вроде немного, а в гору оказывается – неподъемное бремя. По горам ходить надо учиться. Каждый шаг должен быть максимально экономичным – никаких прыжков, ускорений, только монотонное передвижение. Видишь ствол на пути – переступи, не перемещая центр тяжести, и упаси бог вскакивать на него, спрыгивать, минимум лишних телодвижений. Вообще каждый шаг должен твердым быть, устойчивым, потеря равновесия – почти наверняка падение…

Ледники… Ну, выйдем на лед – отдельно проинструктирую, а пока стоит знать – если есть возможность передвигаться по земле, то на лед ни ногой. Лучше всего, конечно, подниматься по курумнику. Что это такое? Тропинка такая каменная, увидите – поймете.

Проповедник блаженно запрокидывает голову и втягивает воздух полной грудью:

– Хорошо… Как двадцать лет назад… точно так же – у костра… только не я нотации читал, а мне… ее звали… а, неважно. Рус, сыграй…

Так же молниеносно, как оружие в мгновения опасности, в руках барда оказывается гитара. Тихие, печальные переборы льются, заставляя трепетать душу. Это обнаженные нервы натянуты над взволнованным грифом. Это сердце издает звуки, а грудная клетка резонирует, придает глубину, окрашивает миллионом оттенков.

Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти, ни дна.
Я прощаюсь с тобой.
Горсть тепла после долгой зимы
Донесем. Пять минут до утра
Доживем. Наше море вины
Поглощает время-дыра.

У Брата увлажняются глаза. Нет, он не рыдает, просто слезы скапливались уже долгие годы, а теперь находят дорогу наружу. Наверное, все-таки это ложь, что слезы умеют высыхать или испаряться, просто иногда они текут внутрь, пропитывая душу, пока не переполнят чашу человеческих чувств.

– Это все… – шепчет он охрипшим голосом, и даже Ключник, бесстрастный Ключник, покачивается всем телом в такт аккордам.

Неуловимое чародейство песни покоряет всех, и странники еще долго молчат, когда смолкают последние звуки.

Кэт смотрит вверх. Рус невольно прослеживает направление ее взгляда и Видит. В том же самом месте. Небосвод движется. Солнце тяжело поднимается на востоке и величественно уплывает за горизонт на западе. Луна, скрывая свое второе лицо, плывет, кутаясь тенью. Чужие светила танцуют хороводами созвездий. И только Она неподвижна, поблескивающая точка, кровавое око, взирающее вниз с холодной безразличностью.

– Это Звезда? – благоговейно спрашивает бард.

– Да, – холодно отвечает девушка.

Подо льдом слов – сдавленная тисками, заключенная в стальные оковы ненависть.

– Странно, она как будто прибита в одном месте.

– Да.

– Но почему?

– Орбита Кларка, – отвечает за Кэт Ключник.

– Что?

– Место, находясь в котором всякое тело остается неподвижным относительно любой точки на Земле.

– Значит, Звезда привязана к нашему миру?

– Ну… что-то вроде того.

– И что это нам дает?

– Понятия не имею.

Рус снова оборачивается к Кэт:

– Как ты планируешь ее уничтожить?

Но девушка лишь пожимает плечами.

– До нее тридцать шесть тысяч верст, – кривит рот Ключник, – никаким оружием прошлого нельзя достать объект, находясь здесь, на поверхности.