День потянулся монотонно. Впрочем, вся жизнь в последние годы стала монотонной и скучной, если не считать развлечением постоянную борьбу. Борьбу с голодом в поисках пропитания, попытках вырастить в изменившихся условиях хоть что-нибудь пригодное в пищу, найти корм, позволяющий выжить в нескончаемую зиму скудной и убогой скотине. Борьбу с природой, обрушившей сначала трое суток непроглядной тьмы, затем ураганные ветры, сметающие каменные постройки, как соломенные хижины, и разносящие клочья пожаров по всей земле, а потом – долгую зиму и короткое лето, пасмурные дни и резкое похолодание, наступление ледников. Борьбу с болезнями – новыми, никогда не виданными, принесенными войной, и старыми, от которых не осталось лекарств, которые разучились лечить, уповая на всеобщее благосостояние. Борьбу с дикими животными, появившимися неизвестно откуда, яростными и неуязвимыми, и с теми, что делили раньше мир с человеком, но теперь словно озверели, почувствовав слабину бывшего хозяина природы. Борьбу со своими соплеменниками – напуганными, отчаявшимися людьми, которые в своей безжалостности во сто крат превосходили любого хищника. Наверное, минуты бездействия и скуки теперь воспринимались как величайший дар, вожделенный отдых, пускай и отмеренный сроком заключения, вслед за которым – Пустота.
Стерва сочинила легенду и попыталась рассказать Ванко новый вариант развития событий на хуторе. Мальчик вроде бы все понимал, но, по натуре честный, как только пытался повторить, изложить версию своими словами, начинал сбиваться и путаться. Наемница безрезультатно старалась подсказывать, до тех пор, пока к обучению в середине дня не подключился дремавший до этого Ключник. Он уселся напротив паренька, взял его за плечо, уставился в глаза и, чуть раскачиваясь, медленно повторил несколько раз, Как Это Было. Не просто перечислил факты, придуманные Стервой, а рассказал до малейших подробностей, вплел в текст чувства и эмоции, кои должен был испытать ребенок в тех или иных ситуациях, добиваясь того, чтобы правда в воспоминаниях тесно переплеталась с элементами вымысла.
– Ты испугался, ты очень испугался, ты зажмурил глаза, ты сильно испугался, – почти нараспев декламировал Рахан.
– Да, испугался, – завороженно, будто сонный, эхом отзывался мальчик.
Затем Ключник поменял тактику и начал допрашивать вышедшего из транса Ванко. Он резко и грубо, цепляясь за все те же мелочи, чуть не доводя до слез, вытаскивал из мальчика втолкованную информацию. В конце дня паренек уже сам поверил, что в глаза не видел Стервы на хуторе, к Рахану прибился случайно, путешествовали они вдвоем, встречу с Полком, ну да, вроде помнит, значения не придал, никому не рассказывал, наемницу знает, конечно, с ярмарки, испугался только, думал, мертвая, и так далее. Стерва слушала и диву давалась – сама считала себя хитрой и изворотливой, но по умению лгать ох как далеко ей было до кажущегося прямым и далеким от интриг Ключника.
Вечер наступил незаметно. Никакой еды за день так и не принесли, словно забыли о пленниках, но особого дискомфорта это не вызвало, день голодания – не самое страшное испытание для привыкших к более жестоким лишениям людей. С приходом темноты обстановка, по крайней мере на улице, оживилась. Стерва и Ванко приникли к маленькому оконцу и всматривались в растревоженный муравейник города. Топот ног и отблески пылающих факелов, крики, грохот и громовые раскаты – все говорило о том, что неладное случилось за стенами Осетрова.
– Что у них там? – переспрашивала Стерва у Ванко, вслушивающегося в доносившиеся с улицы обрывки команд и выкриков.
– Держать прорыв… перебросить людей… прикрывать… ругаются, – пересказывал мальчик.
Ключник спал.
Суета не прекращалась всю ночь, а ближе к утру шевеление за стенами темницы возвестило о скором прибытии гостей. Рахан ожил так же молниеносно, как и всегда, ринулся к двери и замер в темном углу рядом со створом. Заскрипели петли, в отворившемся проеме возникла рука с факелом. Пришедший не спешил оказаться под сводами камеры – сначала он попытался осветить внутреннее пространство, не переступая порог. Ключник не дал ему это сделать. Он перехватил руку противника и резко дернул на себя. Ночной гость с треском приложился лицом в косяк и стал заваливаться назад. Солдат уже был в проеме, вновь потянул противника к себе и, когда тот практически навалился на него, зацепил за затылок наполовину прибинтованной рукой, сделал шаг назад и с силой опустил на выброшенное вверх колено. Одновременно Ключник свободной рукой схватил его за пояс, сделал какую-то немыслимую подножку и захватывающим кульбитом отправил гостя на середину камеры. Это, как и все, что творил калека во время драки, заняло мгновенья – Стерва не успела и рта раскрыть, как Рахан уже был в коридоре, готовый заняться спутниками вошедшего.
Там было пусто.
А позади зашевелился и начал подниматься поверженный противник. То, что он нашел в себе силы подняться после столь чувствительных ударов, делало ему честь, однако продолжать схватку с неистовым Раханом казалось, по крайней мере Стерве, сущим безумием. Тем более последний оказался рядом и уже заносил ногу в крепком тяжелом сапоге. Следующий удар гость не пропустил – отбил скрещенными руками, сам, не вставая, крутнулся на корточках и подсек Ключника. Высоко подбросив ноги, солдат ухнул вниз, но не плашмя, а, изогнувшись, на лопатки. Пружиной выпрямился и, как мячик, отскочил назад, перевернулся и замер в боевой стойке. На долю секунды противники застыли друг напротив друга.